Зона действия это история: Недопустимое название — Циклопедия

Статья 34.1. Защитные зоны объектов культурного наследия / КонсультантПлюс

Статья 34.1. Защитные зоны объектов культурного наследия

(введена Федеральным законом от 05.04.2016 N 95-ФЗ)

КонсультантПлюс: примечание.

Положение п. 1 ст. 34.1 о запрете строительства и реконструкции не применяется к правоотношениям, возникшим на основании разрешений, выданных до 03.10.2016, в т.ч. в случаях продления сроков их действия или изменения застройщика (ФЗ от 05.04.2016 N 95-ФЗ).

1. Защитными зонами объектов культурного наследия являются территории, которые прилегают к включенным в реестр памятникам и ансамблям (за исключением указанных в пункте 2 настоящей статьи объектов культурного наследия) и в границах которых в целях обеспечения сохранности объектов культурного наследия и композиционно-видовых связей (панорам) запрещаются строительство объектов капитального строительства и их реконструкция, связанная с изменением их параметров (высоты, количества этажей, площади), за исключением строительства и реконструкции линейных объектов.

2. Защитные зоны не устанавливаются для объектов археологического наследия, некрополей, захоронений, расположенных в границах некрополей, произведений монументального искусства, а также памятников и ансамблей, расположенных в границах достопримечательного места, в которых соответствующим органом охраны объектов культурного наследия установлены предусмотренные статьей 56.4 настоящего Федерального закона требования и ограничения.

КонсультантПлюс: примечание.

О применении требований, предусмотренных п. 3 ст. 34.1, см. ФЗ от 05.04.2016 N 95-ФЗ.

3. Границы защитной зоны объекта культурного наследия устанавливаются:

1) для памятника, расположенного в границах населенного пункта, на расстоянии 100 метров от внешних границ территории памятника, для памятника, расположенного вне границ населенного пункта, на расстоянии 200 метров от внешних границ территории памятника;

2) для ансамбля, расположенного в границах населенного пункта, на расстоянии 150 метров от внешних границ территории ансамбля, для ансамбля, расположенного вне границ населенного пункта, на расстоянии 250 метров от внешних границ территории ансамбля.

КонсультантПлюс: примечание.

О применении требований, предусмотренных п. 4 ст. 34.1, см. ФЗ от 05.04.2016 N 95-ФЗ.

4. В случае отсутствия утвержденных границ территории объекта культурного наследия, расположенного в границах населенного пункта, границы защитной зоны такого объекта устанавливаются на расстоянии 200 метров от линии внешней стены памятника либо от линии общего контура ансамбля, образуемого соединением внешних точек наиболее удаленных элементов ансамбля, включая парковую территорию. В случае отсутствия утвержденных границ территории объекта культурного наследия, расположенного вне границ населенного пункта, границы защитной зоны такого объекта устанавливаются на расстоянии 300 метров от линии внешней стены памятника либо от линии общего контура ансамбля, образуемого соединением внешних точек наиболее удаленных элементов ансамбля, включая парковую территорию.

5. Региональный орган охраны объектов культурного наследия вправе принять решение, предусматривающее установление границ защитной зоны объекта культурного наследия на расстоянии, отличном от расстояний, предусмотренных пунктами 3 и 4 настоящей статьи, на основании заключения историко-культурной экспертизы с учетом историко-градостроительного и ландшафтного окружения такого объекта культурного наследия в порядке, установленном Правительством Российской Федерации.

6. Защитная зона объекта культурного наследия прекращает существование со дня внесения в Единый государственный реестр недвижимости сведений о зонах охраны такого объекта культурного наследия, установленных в соответствии со статьей 34 настоящего Федерального закона. Защитная зона объекта культурного наследия также прекращает существование в случае исключения объекта культурного наследия из единого государственного реестра объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации. При этом принятие решения о прекращении существования такой зоны не требуется.

(в ред. Федерального закона от 03.08.2018 N 342-ФЗ)

Открыть полный текст документа

Использование AirDrop на iPhone, iPad или iPod touch

Используйте функцию AirDrop для обмена фотографиями, документами и другими данными с устройствами Apple, находящимися поблизости.

Подготовка

• Убедитесь, что получатель находится поблизости, а также в зоне действия Bluetooth и Wi-Fi.
• Убедитесь, что у вас и у получателя включены Wi-Fi и Bluetooth. Если у одного из пользователей включен режим модема, выключите его.
• Убедитесь, что для функции AirDrop у получателя включен параметр «Только для контактов». Если это сделано и вы включены в список контактов получателя, для работы функции AirDrop в вашей карточке контакта у получателя должен быть указан адрес электронной почты или номер мобильного телефона, связанный с вашим идентификатором Apple ID.
• Если вы не включены в список контактов получателя, попросите его выбрать в настройках приема AirDrop вариант «Для всех», чтобы он смог получить файл.

В настройках приема AirDrop можно в любое время указать «Только контактам» или «Прием выкл.

Использование AirDrop

Выполните действия для соответствующего устройства.

На iPhone 11 или более поздней модели

1. Откройте приложение и коснитесь кнопки «Поделиться» . В приложении «Фото» можно смахивать влево или вправо для выбора нескольких фотографий.
2. Нажмите кнопку AirDrop.
3. Если у получателя также iPhone 11 или более поздняя модель, направьте свой iPhone в направлении iPhone получателя.
4. Нажмите фотографию профиля получателя в верхней части экрана. AirDrop можно также использовать для обмена данными между своими устройствами Apple.
    Если на кнопке AirDrop отображается красный значок с числом, поблизости есть несколько устройств, с которыми можно поделиться содержимым. Нажмите кнопку AirDrop и выберите пользователя, которому требуется передать файлы. Узнайте, что делать, если в списке нет нужного пользователя AirDrop или другого устройства отправителя.

Если пользователь, которому вы отправляете содержимое, есть в вашем списке контактов, вы увидите имя и изображение его контакта. Если пользователя нет в списке контактов, вы увидите только его имя.

На iPhone XS или более ранней модели, iPad или iPod touch

1. Откройте приложение и коснитесь кнопки «Поделиться» . В приложении «Фото» можно смахивать влево или вправо для выбора нескольких фотографий.
2. Нажмите кнопку AirDrop.
3. Выберите пользователя AirDrop, которому требуется отправить содержимое. AirDrop можно также использовать для обмена данными между своими устройствами Apple. Если на кнопке AirDrop отображается красный значок с числом, поблизости есть несколько устройств, с которыми можно поделиться содержимым. Нажмите кнопку AirDrop и выберите пользователя, которому требуется передать файлы. Узнайте, что делать, если в списке нет нужного пользователя AirDrop или другого устройства отправителя.

Если пользователь, которому вы отправляете содержимое, есть в вашем списке контактов, вы увидите имя и изображение его контакта. Если пользователя нет в списке контактов, вы увидите только его имя.

Получение содержимого AirDrop

Когда кто-то делится с вами содержимым при помощи функции AirDrop, вы увидите уведомление с предварительным просмотром. Вы можете нажать кнопку «Принять» или «Отклонить».

При нажатии кнопки «Принять» содержимое, передаваемое с помощью AirDrop, будет принято в том же приложении, из которого оно было отправлено. Например, фотографии открываются в приложении «Фото», а веб-сайты — в браузере Safari. Ссылки на приложения открываются в App Store, чтобы вы могли загрузить или купить соответствующее приложение.

Если вы отправляете через AirDrop содержимое на свое же устройство, например фотографию с iPhone на компьютер Mac, оно автоматически загружается на устройство, а кнопки «Принять» и «Отклонить» не отображаются. Убедитесь, что на обоих устройствах выполнен вход в одну и ту же учетную запись Apple ID.

Настройка параметров AirDrop

Чтобы выбрать, кто может видеть ваше устройство и отправлять вам содержимое с помощью функции AirDrop, выполните указанные ниже действия.

1. Перейдите в меню «Настройки» и выберите «Основные».
2. Нажмите AirDrop, а затем выберите нужный параметр.
   

Настроить AirDrop можно также в Пункте управления. Вот как использовать эту функцию:

1. На iPhone X или более поздней модели смахните вниз от правого верхнего угла экрана, чтобы открыть Пункт управления. Или выполните то же движение, чтобы открыть Пункт управления на iPad с iOS 12 или более поздней версии либо iPadOS. На iPhone 8 или более ранней модели либо iPod touch смахните вверх от нижнего края экрана.
2. Нажмите с усилием или нажмите и удерживайте карточку настроек сети в левом верхнем углу.
3. Нажмите и удерживайте кнопку AirDrop , а затем выберите один из указанных ниже параметров.
   • «Прием выкл.»: вы не будете получать запросы AirDrop. 
   • «Только для контактов»: ваше устройство будет отображаться только для ваших контактов.
   • «Для всех»: ваше устройство будет отображаться для всех находящихся поблизости устройств iOS, на которых включена функция AirDrop.

Если включен параметр «Прием выкл.» и его нельзя изменить, выполните указанные ниже действия.

1. Перейдите в раздел «Настройки» > «Экранное время».
2. Нажмите «Контент и конфиденциальность».
3. Выберите пункт «Разрешенные приложения» и убедитесь, что функция AirDrop включена.

Вариант «Только для контактов» доступен на устройствах с поддержкой iOS 10 и более поздних версий, iPadOS или macOS Sierra 10.12 и более поздних версий. Если для функции AirDrop на устройстве с более ранней версией ПО задано значение «Только для контактов», необходимо изменить значение параметра AirDrop в меню «Настройки» или в Пункте управления на «Для всех». Можно выбрать параметр «Для всех» для функции AirDrop и отключать функцию AirDrop, когда она не используется.

Дата публикации: 17 декабря 2021 г.

что может новая версия системы РЭБ «Красуха» — Российская газета

Эволюция системы РЭБ «Красуха» идет по пути уменьшения размеров комплекса и расширения его возможностей. «Красуха-2» была аналоговой и размещалась в трех вездеходах. «Красуха-4» стала цифровой и поместилась в два. Полные характеристики «Красухи-2О» засекречены, но известно, что радиус ее действия вырос до 400 километров. Это ключевой показатель, поскольку одна из главных задач системы — нейтрализация летающих радаров AWACS. Без их помощи не могут атаковать самолеты-невидимки F-22 Raptor и F-35 Lightning II — собственные РЛС в бою они незаметности ради отключают.

В мешанине эфира «Красуха» безошибочно находит нужный ей тип радиосигнала, захватывает его источник и берет его на сопровождение, пишет «Армейский стандарт». При необходимости координаты цели могут быть переданы зенитчикам, если такой команды нет — электронщики справятся сами. Выставленные комплексом активные помехи блокируют излучение мощного радара AWACS, не позволяя ему видеть цели самому и наводить на них ударные самолеты. На учении «Красуха-2О» уверенно справилась с обнаружением отечественного самолета дальнего радиолокационного обнаружения и управления А-50У — по характеристикам он схож с американским E-3 Sentry.

Аппаратура нового комплекса размещается на одном вездеходном шасси БАЗ-6910-022 с колесной формулой 8х8. Собранная в Брянске 40-тонная машина с 500-сильным ярославским турбодизелем преодолевает полутораметровый ров и брод, спокойно берет 30-градусный подъем, разгоняется на шоссе до 80 километров в час и может пройти без дозаправки тысячу километров. Время развертывания комплекса в боевое положение — 15 минут.

Экипаж из трех человек находится в бронированной кабине, защищенной в том числе от СВЧ-излучения. Создатели «Красухи» подумали о будущем, когда электромагнитное оружие из перспективных разработок станет реальностью. Кроме безопасности, расчету комплекса обеспечен и комфорт: кабина снабжена отопителем и кондиционером. Система РЭБ устойчиво работает в широком диапазоне температур: от арктического холода до зноя пустыни.

В США есть аналог «Красухи» — система электронного подавления Crew Duk на базе бронетранспортера International MaxxPro. Но, как признают сами американцы, по возможностям она сильно уступает российским комплексам РЭБ.

Настоящий «Чернобыль». Зона отчуждения через 33 года после аварии — глазами ученых

• Николай Воронин
• Корреспондент по вопросам науки

3 июня 2019

Автор фото, Sky Atlantic

В понедельник выходит последний эпизод сериала «Чернобыль» — совместного проекта американского канала HBO и британского Sky, снятого на основе реальных событий — ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

В результате взрыва на четвертом энергоблоке электростанции в окружающую среду было выброшено примерно в 400 раз больше радиоактивных веществ, чем при взрыве атомной бомбы «Малыш», уничтожившей Хиросиму.

Оценки числа жертв трагедии сильно разнятся. По официальным данным ООН, лишь около 50 человек погибли непосредственно в результате аварии и еще в пределах 4000 — от проблем со здоровьем, вызванных облучением.

Однако есть и другие исследования, доказывающие, что жертвами радиоактивного выброса стали сотни тысяч людей и за два десятилетия после аварии взрыв на ЧАЭС — прямо или косвенно — унес до 200 тысяч жизней.

Для просмотра этого контента вам надо включить JavaScript или использовать другой браузер

Взрывы на оборонном заводе в Дзержинске

Чернобыльская трагедия по сей день остается крупнейшей техногенной катастрофой в истории человечества. Ученые внимательно следят за тем, что происходит на территории, наиболее пострадавшей от радиации, пытаясь оценить долгосрочные последствия этой аварии для окружающей среды.

Что же там происходит сегодня?

Жизнь в «мертвом лесу»

Прилегающий к электростанции сосновый лес получил такую высокую дозу радиации, что деревья мгновенно умерли и порыжели. Из животных не выжил почти никто.

Казалось очевидным, что эта территория абсолютно непригодна для жизни — и останется мертвой зоной по меньшей мере на несколько веков (учитывая скорость, с которой радиоактивные вещества распадаются и перестают представлять опасность).

Автор фото, Proyecto TREE/Sergey Gaschack

Однако сегодня, 33 года спустя после аварии, покинутая людьми зона отчуждения превратилась в настоящий заповедник. Там живут медведи и бизоны, водятся волки и рыси, дикие кабаны и лошади Пржевальского — и многие другие животные, не считая пары сотен видов птиц.

В 2014 году ученые установили в зоне отчуждения 42 видеокамеры, реагирующие на движение, и начали перепись лесных обитателей. Исследователи с удивлением обнаружили, что сохраняющийся в Рыжем лесу высокий уровень радиации практически не оказывает негативного эффекта на дикую природу Чернобыля.

Конечно, некоторые отклонения все же есть. Например, среди птиц нередко встречаются альбиносы, продолжительность жизни насекомых в «мертвом лесу» короче, чем за его пределами, а грызуны дают значительно меньшее потомство.

Однако в целом природное разнообразие поражает. По словам ученых, животные оказались куда более устойчивы к радиации, чем ожидалось, и смогли быстро адаптироваться к сильному излучению. Не последнюю роль тут, конечно, сыграло и полное отсутствие на этой территории людей.

Автор фото, UGA

«Кажется, в среднесрочной перспективе, присутствие человека и продукты его жизнедеятельности оказывают на дикую природу значительно более негативный эффект, чем атомная катастрофа», — заключает испанский биолог Герман Орисаола.

Заселить Чернобыль?

Уровень радиации вокруг Чернобыльской АЭС сейчас значительно ниже, чем сразу же после аварии — впрочем, для человека там все равно слишком опасно. Ближайший к месту катастрофы город Припять объявлен непригодным для жизни на ближайшие 24 тысячи лет.

Однако это не значит, что эту территорию никак нельзя использовать по-другому. Например, ежегодно зону отчуждения посещают около 70 тысяч туристов.

На саркофаге, закрывающем разрушенное здание реактора, установлено почти 4000 солнечных панелей. Атомная электростанция превратилась в солнечную.

При этом радиационное загрязнение внутри «мертвого леса» крайне неравномерно. Канадский биолог Тимоти Муссо сравнивает его с лоскутным одеялом.

«Некоторые участки очень, очень радиоактивны — вы вряд ли встретите такой уровень радиации где-либо еще на всей планете. А вот другие — размером до километра или даже двух — могут оказаться абсолютно чистыми», — объясняет он.

Чтобы понять, какие участки зоны поражения наиболее опасны, ученые Бристольского университета при помощи двух дронов составили подробнейшую трехмерную радиационную карту Рыжего леса.

Автор фото, South West Nuclear Hub/YouTube

Поскольку установленный в 2016 году саркофаг глушит излучение взорвавшегося реактора примерно в 10 раз, самой яркой точкой на карте оказался расположенный поблизости промышленный гараж, где вот уже 30 с лишним лет ржавеет старая уборочная техника.

Это лишь на первый взгляд может показаться странным. Все становится на свои места, если вспомнить, что именно эти машины принимали активное участие в ликвидации последствий аварии, сгребая зараженную радиацией землю.

Впрочем, последствия катастрофы до сих пор ощущаются и за пределами зоны поражения. Например, прошлогоднее исследование показало, что коровы в Ровенской области по-прежнему дают молоко, содержание в котором радиоактивного цезия-137 превышает предельно допустимую в 3,5 раза.

И хотя оценки происходящего под Чернобылем сильно разнятся по степени оптимизма, ученые согласны в одном. Три десятилетия — слишком короткий срок для атомной аварии. И истинные масштабы чернобыльской трагедии нам еще только предстоит оценить.

PR — про доверие, про истории, немножко про стресс и, конечно, про любовь

Слева направо: Яна Шишкина (Б.О) и Ольга Ермишина (БСПБ). Фото: «Б.О»

Яна Шишкина: Ольга, как ты думаешь, PR компании — это продвижение личного бренда руководителя или команды? Сейчас у PR личного бренда очень большие репутационные риски, какой твой выбор в стратегии?

Ольга Ермишина: : Я считаю, нужно совмещать. PR отдельных людей в команде создает экспертность банковских коммуникаций, и потом журналисты (а через них и клиенты) больше доверяют конкретному мнению, точке зрения эксперта, а не обезличенному комментарию «от пресс-службы». Мы продвигаем банк, компанию через оценку, мнение, экспертизу человека, без него никак.

За каждый блок и каждое направление должен отвечать свой эксперт, это формирует доверие к его мнению, ведь он погружен в эти процессы, знает их «от корки до корки» и поэтому может как авторитет в своей области что-то заявлять от своего имени. Конечно, при этом он должен и в своих личных высказываниях, и от лица компании следить за тем, чтобы его слова не повредили репутации работодателя, чтобы они были в общем ключе.

Яна Шишкина: Ты давно работаешь в банковском пиаре. Из какой сферы ты туда пришла? Где прошла школу PR?

Ольга Ермишина: : Я пришла из журналистики. Приехала в Москву из провинциального города на Волге, где с университетских времен работала в крупной общественно-политической газете. В Москве была выпускающим редактором отраслевого бизнес-журнала, потом в агентстве недвижимости редактировала корпоративные издания. А затем был Банк Москвы, что показалось вполне логичным после статей про недвижимость и ипотеку. При этом моя основная специализация в медиа — даже не журналистика, а редактура. Специальность по диплому (кстати, красному) так и называется «Издательское дело и редактирование». Но тут нет ничего уникального. Путь многих моих коллег-пиарщиков из тех, кто давно в профессии,— из журналистки.

С Банка Москвы и начались «мои университеты» в PR, а PR было много и разного. Был PR в госструктурах: около года работала в правительстве Москвы. И это совсем другой PR, здесь было много «протокола», много номенклатурной работы (к каждому событию, проекту, объекту, персоне — свои справки и пояснительные записки), а еще много стресса и первый антикризисный кейс… Помните сносы киосков и то, как это подавалось в СМИ? Над PR-обоснованием этих решений трудилась большая команда, была проведена исследовательская работа: выяснилось, что большинство объектов было построены с нарушением закона. Поэтому PR в этом кейсе ушел от темы эстетики, от разговоров про нарушение архитектурного облика города, а развернулся в сторону борьбы с незаконной торговлей, очищения города от противозаконных действий. И здесь были важны открытость и полнота фактов. Наш спикер отвечал на все комментарии. Ни один запрос не остался без ответа.

Был PR в частных банках — в «Русском Стандарте» и «Восточном». Это совсем другой PR, который отталкивается от потребностей бизнеса, а не от новостной повестки, когда в фокусе — не количественные, а качественные цели. И новая порция антикризисных кейсов, самый интересный из которых, конечно, теперь знаком всем, — акционерный конфликт вокруг банка. И задача пиарщика — отодвинуть акционерную историю на второй план и продвигать банк: его результаты, продукты и сервисы.

Личный опыт

• Как показал опыт, лучшее антикризисное средство — это размывать негатив позитивом. В нашем случае на любую негативную публикацию нужно инициировать каскад позитивных новостей (пресс-релизов). И неважно, идет ли речь о техническом сбое, краже из ячейки, случае плохого обслуживания или конфликте акционеров банка, у пиарщика есть два пути, чтобы это купировать: либо взять «период тишины», чтобы про него забыли, либо засыпать рынок позитивными новостями (изменения по продуктам, исследования, обновления сервисов и пр.). Расфокусировать внимание общественности, увести от негативного события в позитив, чтобы негатив воспринимался как временная история.

• Отрабатывая кризисный кейс, нужно быть максимально честным. Не надо пытаться «закрашивать», если у тебя что-то черное; белое не получится. Возможно, будет серо-черное, темно-серое, но белого не будет… Врать даже себе нельзя. Нельзя рассказывать об истории, в которую не веришь. PR — это история о том, как создать доверие к бренду.

Яна Шишкина: Такой разный PR в твоей карьере. А какой PR в банке «Санкт-Петербург»?

Ольга Ермишина: : Да, PR в госбанке и частном банке — это две большие разницы. И да, PR в Банке «Санкт-Петербург» (БСПБ) другой. С БСПБ мы как-то нашли друг друга. Мне нравятся и мне отзываются его принципы. Это классический банк, возможно, даже немного консервативный, со своей нишей и своей спецификой, который не гонится за модой, у него свое лицо и свои подходы к новым темам и хайпу, к повсеместной цифовизации. В этом смысле он уникальный и смелый, он идет против трендов. К примеру, сейчас все создают экосистемы, но не БСПБ. Банк не гонится за строительством экосистем, он сосредоточен на своей финансовой специализации, это то, что он делает лучше всего и доводит эту функцию до совершенства, с индивидуальным «человеческим» подходом в эпоху роботов. В PR БСПБ мы тоже используем эти принципы, не гонимся за хайпом и где-то тоже консервативны.

Яна Шишкина: Из чего складывается структура внутреннего PR и взаимодействия между подразделениями? В БСПБ ведь есть пресс-служба, которая давно работает.

Ольга Ермишина: : В банке я с осени 2019 года, моя должность — PR-советник, консультант в штате, но по факту я — федеральный пиарщик, который «настраивает» в банке федеральный пиар.

Тут все логично. В 2019 году банк обновил стратегию развития и вышел за пределы Северо-Запада, на федеральный уровень. На такие PR-задачи нужен специальный персонаж, который эту идею продвинет в федеральные СМИ, и этот человек должен находиться в Москве, потому что все федеральные журналисты работают в Москве.

Что касается разделения функций, у нас не было противоречий в работе. Мои питерские коллеги мне очень помогли, потому что давно работают в банке, они знают подход к каждому бизнесу, спикеру. Они меня научили внутреннему пиару и помогли наладить внутренние связи.

Яна Шишкина: Как вы разделили функции?

Ольга Ермишина: : По географическому признаку — это показалось самым простым и понятным. Так, пресс-служба в Санкт-Петербурге занимается PR в Санкт-Петербурге, а советник по PR – взаимодействием и продвижением фокусных направлений банка в федеральных СМИ и в регионах присутствия банка.

Книги на тему PR (или около PR)

Барбара Оакли. Думай, как математик

Эта книга не о формулах и уравнениях. Она о том, как научить свой мозг решать сложные задачи и справляться с большим объемом информации. Книга учит системному мышлению, раскладывает мысли по полочкам. Математика требует творческого мышления. Большинство людей думают, что есть только один способ решить задачу, а на самом деле решений множество. Чтобы увидеть их, нужен аналитический подход.

Максим Ильяхов, Людмила Сарычева. Пиши, сокращай

Книга о том, что такое хорошо и что такое плохо в информационных, рекламных, журналистских и публицистических текстах на конкретных примерах. Как писать письма, на которые будут отвечать. Как делать рассылки, от которых не будут отписываться. Как излагать мысли кратко, ясно и убедительно: без мусора, фальши и штампов.

Питер Сенги. Пятая дисциплина

Книга о том, что в современном мире одним из главных конкурентных преимуществ человека и компании становится системное мышление, а в любой структуре важно быстро реагировать на ситуацию и обучаться. Язык системного мышления позволяет воспринимать мир, как единое целое, видеть взаимосвязь его элементов и находить способы его изменения.

По этому же географическому признаку в PR мы идем за банком, сначала он позиционируется как банк первого выбора на Северо-Западе, вторым этапом заходит в Москву и становится банком двух столиц, потом открывает филиал в Новосибирске, потому что это третий город в стране. А филиал может охватить восточную часть страны, включая Дальний Восток. Дальше банк идет на Юг, этот регион очень важен, особенно с точки зрения ВЭД (внешнеэкономической деятельности). Чтобы стать федеральным банком, сегодня не нужно содержать сеть из 500+ филиалов и отделений, достаточно присутствовать в ключевых городах. Наш банк развивает безфилиальную модель обслуживания, когда можно обслуживать клиентов на местах без филиала, дистанционно.

Яна Шишкина: Какие тренды в PR ты могла бы назвать за последний год?

Ольга Ермишина: Качество вместо количества. Время больших охватов прошло, и отрасль сегодня фокусируется на качественных KPI, а не количественных. С 2021 года пиарщики не гонятся за охватом, если можно точечно настроить и персонализировать месседж. Важно качественное присутствие и проникновение key messages в тематический поток твоей целевой аудитории. В любом случае статья ради статьи либо релиз ради релиза никому не нужны. Для меня важно заходить конкретно в те издания, которые читает моя целевая аудитория.

Media MIX или взаимопроникновение. Коммуникаторы сегодня работают в достаточно плотном информационном поле, используя в ежедневной работе междисциплинарные знания. Фактически, чтобы эффективно работать в медиа-микс, необходимо знать, как функционируют смежные области, так как отсутствие понимания базовых принципов работы соседнего канала или инструмента сказывается на показателях общей эффективности. Другими словами, если ты не знаешь, как работает лендинг или таргетинг, то можно некорректно сформировать оффер или придумать месседж, который не вовлекает целевую аудиторию.

Получается, что функционал PR-специалиста ассимилируется на стыке междисциплинарных скиллов. Сегодня заниматься только PR — уже непозволительная роскошь, так как необходимо понимать, как работают остальные каналы (трубы), чтобы выстроить эффективную стратегию коммуникации. PR в классическом понимании — это когда ты с клиентом напрямую не работаешь, это главное отличие от маркетинга, его коммуникация направлена непосредственно на клиентов. В наступившем году, я думаю, продолжится тенденция, когда границы PR постепенно размываются, это уже не только общение с прессой и журналистами, это реально общение со всеми — с журналистами, клиентами, инвесторами, сотрудниками, коллегами. Я раньше очень ревностно относилась к соблюдению принципов классического PR, мне казалось, что над всем должен стоять главный пиарщик, потому что он знает и видит стратегию, а маркетолог прогружен в конкретные продукты. Но сейчас это уже не так важно, потому что мы все делаем совместно и каждый отрабатывает свою сферу ответственности, свою «поляну». Так что, с 2021 года все пиарщики живут в новом тренде — Brandformance, который обеспечивает узнаваемость и эффективность.

Личный опыт | Лайфхаки

Главное — время

Пиарщик — всегда спринтер. (HR часто делит сотрудников на четыре типа. Спринтер, который бросает все ради достижения результата, для него цель превыше всего. Такие сотрудники все делают очень быстро, их бросают на кризисные ситуации, часто спринтеры не обращают внимания на мелкие огрехи, скачут за своим результатом, сшибая все на своем пути. Перфекционист всегда все доводит до совершенства, выловит все «блохи» в релизе, вычитает текст на предмет орфографических ошибок. Для него самое важное, какой будет результат. Рабочая лошадка идеально трудится в рамках своего направления, своей специализации, он любит процесс, иногда пренебрегая скоростью и результатом. Звезда лучше всех может рассказать о результатах команды, обобщит и сделает выводы, но редко «работает руками», часто обладает лишь поверхностными знаниями). По моему убеждению, пиарщик должен быть спринтером, информационный рынок очень быстр и подвижен, информационный фон постоянно меняется. Если доводить каждый релиз или пост до идеала, то можно упустить время, и ваша новость перестанет быть актуальной. Тут то же самое, что и у визави пиарщика — журналиста, нужно как можно скорее выдать эксклюзив, пока тема интересна. Важно помнить, что наш релиз (даже самый совершенный и идеальный) — это не статья, а лишь основа для журналистского материала, информационный повод.

Гляди в оба

Хорошо, когда ваш банк создает что-то новое, осуществляет сделки, инвестирует, получает премию, побеждает в рейтингах. Такие инфоповоды продвигать легко, на них откликаются. Но такие события случаются не каждый день. Поэтому пиарщику постоянно нужно искать инфоповоды, видеть их в любом событии — у банковских пиарщиков мозг работает, как фильтр: вот это обновление станет новостью, а это — нет. Постоянно нужно анализировать текущую ситуацию внутри банка, а также открытую информацию, ситуацию на рынке, то, что интересно журналистам. На самом деле инфоповодов много, но, чтобы их «отыграть», нужно смотреть на них глазами журналиста.

Обрастай связями

Статистика и аналитика — хорошо, общение с журналистами — еще лучше, но нельзя пропускать того, что происходит внутри компании. Идеально, когда в бизнес-подразделении есть ваш «агент», «поставщик новостей», но это редкость. Мало кто из коллег, работающих в бизнесе, сам прибежит и принесет суперновость. Нужно самому быть в курсе того, что происходит в соседних отделах и департаментах. Дружите с разработчиками, продуктологами и продажниками, они расскажут истории, из которых вы сделаете тренды.

Не стреляйте из пушки по воробьям

Знать аудиторию продукта или банка — это must have для пиарщика. Знать и понимать, какие СМИ целевая аудитория читает. Знать и правильно выбирать сообщения для коммуникации с аудиторией в этих СМИ и в нужное время эти коммуникации осуществлять.

По плану

PR — это не экспромт. Это всегда жесткий план. Это планирование информационных выходов (исходя и потребностей бизнеса) на год, на квартал, на месяц. Я работаю с еженедельными планами. Это позволяет составить карту действий, очертить зону интересов бизнеса, не пропустить важные события на рынке и запросы журналистов. Конечно, план должен быть гибким, и нужно понимать, что подвижное информационное поле будет вносить постоянные изменения в план, поэтому нужно быть готовым очень быстро внести корректировки и взять в работу что-то новое.

Делать SWOT-анализ

SWOT-анализ вполне можно «стащить» из маркетинга и применить в пиаре. SWOT-анализ — метод планирования, заключающийся в выявлении факторов внутренней и внешней среды и разделении их на четыре категории: Strengths (сильные стороны), Weaknesses (слабые стороны), Opportunities (возможности) и Threats (угрозы). Как правило, SWOT-анализ применяют при составлении маркетингового плана компании. Но что пиарщикам мешает применить его к своим проектам? Составьте табличку сильных и слабых сторон нового продукта, сервиса, а также возможностей и рисков. Это поможет подойти к проекту комплексно.

И снова о KPI

Эффективность пиара можно определить так же четко, как понять, выполняет ли план отдел продаж. Если вам говорят, что это не так, — это пыль в глаза. Но у каждого пиарщика свой список KPI, это позволяет понять, приносят ли его действия результат. У меня это количество публикаций в месяц, доля негатива, уровень цитирования моих спикеров.

Яна Шишкина: Составляющие PR — это узнаваемость и доверие?

Ольга Ермишина: : Сначала любовь и вера в свой продукт, спикера, компанию. Потом ты влюбляешь в свой продукт или спикера журналистов, и так благодаря любви создаются узнаваемость и доверие. Мы же доверяем тому, кого или что любим.

Яна Шишкина: Как ты рассказываешь своим родственникам о том, в чем состоит твоя работа? Ты же не используешь вот это все: SWOT-анализ, key messages, Brandformance?

Ольга Ермишина: : Я говорю, что занимаюсь симуляцией действительности. А ведь так и есть — пиарщики преобразуют действительность в такую форму, которую они видят. Мы заставляем людей верить. Сначала, конечно, мы сами поверим, а потом заставляем всех остальных верить так, как это надо нам, банку, спикеру или тому заказчику, который предложил нам продвинуть историю.

Яна Шишкина: Как строится твой день, с чего ты начинаешь?

Ольга Ермишина: : Мой рабочий день начинается по пути на работу, когда я просматриваю новости и мониторю публикации о банке. Смотрю, что про нас написали за ночь, потом читаю новости рынка, погружаюсь в то, что будет актуально в сегодняшней повестке. В 11:00 — публикация пресс-релиза. Затем — время для нового планирования, совещаний, общения с бизнесами. Все релизы я пишу после 15 часов. Очень много делаю «руками». Благодаря тому что я сама «собираю» какую-то историю и потом ее описываю, я погружаюсь в важность и полезность того или иного продукта, сервиса, решения.

Что вдохновляет?

Место: Барселона – сумасшедшая, прекрасная, загадочная, вдохновляющая.

Время: Я очень люблю Россию начала XX века, до Первой мировой войны — эпоха Блока, Серебряный век, суфражистки, Лиля Брик… Время, когда свободой можно было дышать и пробовать ее на вкус.

Фильм: Вся серия о Гарри Поттере. Это, наверное, смешно выглядит, но для меня вселенная, которую создала Джоан Роулинг, лучшее для детей. Я как филолог, редактор и мама считаю, что это идеальная сказка для детей. Здесь подняты все важные темы в жизни, в том числе и библейские: дружба, любовь, семья, самопожертвование, борьба добра со злом, самоидентификация, важность выбора своего пути, взросление, сохранение чистоты души, верность принципам…

Книга: Всеволод Овчинников. «Ветка сакуры. Корни дуба». В. Овчинников — журналист-международник, писатель, много лет проработавший в Китае, Японии, Англии. С его именем связано новое направление в отечественной журналистике — создание психологического портрета зарубежного общества.

Человек: Гала Дали. Когда говорят, что за спиной любого великого мужчины стоит сильная и умная женщина, то отличным доказательством данного тезиса являются отношения легендарного художника Сальвадора Дали и Галы. Именно эта русская женщина, Елена Дьяконова (настоящее имя Галы), родившаяся в Казани в 1894 году, стала для Сальвадора Дали богиней, музой, женой, любовью всей жизни, его директором, продюсером и, разумеется, пиарщиком. Она создала гения Сальвадора Дали.

Яна Шишкина: Что тебя вдохновляет на работу?

Ольга Ермишина: : Люди. Честно говоря, журналистика отбивает желание любить людей. Но PR — наоборот, это работа от людей. Сейчас спикеры нашего банка, его бизнес-лидеры меня реально вдохновляют. Они болеют за свой проект, продукт, они заряжают тебя, влюбляют в себя. Хочется распространять эту любовь в пространстве.

Яна Шишкина: А что тебя раздражает в работе?

Ольга Ермишина: : Хм… люди! Мой функционал настолько завязан на людях, что я реально ненавижу издержки пресловутого человеческого фактора. Это невыносимо, когда согласование комментария, интервью и пр. зависит от человека, который завис на совещании или забыл, или не учел… а у тебя дедлайн. У меня включается весь мой «внутренний математик», который рвет и мечет.

Пять советов, как получить в смартфоне лучшую зону действия

Бабушка живет в непроходимых лесах Выруского уезда, и почти половина деревенских разговоров во время звонка пропадает? Интересно, сигнал стал бы лучше, если бы бабушка забралась на конек крыши? Предлагаем несколько простых советов, с помощью которых вы могли бы сами улучшить сигнал зоны действия своего телефона. (NB! Ходить по крышам не нужно!) 

Используйте для звонков сеть 4G

Сеть 4G покрывает всю Эстонию, позволяя, тем самым, использовать интернет повсюду – даже там, где обычная зона действия телефонной связи более слабая. Дело в том, что частоты 4G распространяются дальше, чем у 2G. Помимо этого, сеть 4G стоит предпочесть сети 3G, поскольку технология 4G позволяет передавать и принимать мобильные данные на очень высоких скоростях. Таким образом, вместо обычного телефонного разговора попробуйте разные платформы, которые позволяют производить звонки в сети. Здесь мы привели бы в качестве примера WhatsApp, Messenger, Viber и Skype.

Приобретите усилитель мобильной связи

Вам известно, что такие устройства вообще существуют? Усилитель мобильной связи усиливает сигналы 3G и 4G до 32 раз и служит своего рода мегафоном мобильной связи, который увеличивает интенсивность сигнала и помогает мобильному телефону лучше улавливать зону действия. Сам усилитель устанавливается в квартире или в доме, а не на телефоне. Хотя это устройство продается по довольно высокой цене, затрата является однократной и для использования устройства не требуется подключения к интернету. Для приобретения и использования усилителя сигнала нужно связаться со своим оператором мобильной связи. В общем случае усилитель сигнала предназначен для удовлетворения потребностей бизнес-клиентов.

Следите за расположением мачт

Если вы посещаете малозаселенное место, следует учитывать более слабую силу сигнала. Например, если в планы на выходные входит поход по красивому эстонскому болоту или по лесу, стоит предварительно узнать, где находятся ближайшие мачты – чем ближе вы находитесь к мачте, тем лучше сигнал. Для этого подходит, например, приложение OpenSignal (Android, iOS). Безусловно, чтобы наслаждаться красивой природой и обществом, разумнее вообще отложить телефон и использовать его только в экстренной ситуации!

Устраните факторы, препятствующие сигналу

Телефон и мачта постоянно находятся на связи, и отправляют друг другу сигналы. Чем меньше препятствующих факторов между ними, тем лучше связь. Невозможно устранить все препятствия, но все же существуют некоторые элементарные приемы. Например, у окна сигнал, скорее всего, будет сильнее, поэтому в районе с более слабым сигналом можно использовать для звонков в помещении систему громкой связи: сам телефон находится на подоконнике, а вы можете свободно передвигаться по комнате. Также стоит при звонке между высокими домами отойти от них подальше на улицу. На качество сигнала могут также повлиять домашний интерьер, погода на улице и чехол телефона.

Не блокируйте антенну своего телефона

У современных телефонах больше не видно антенны, поэтому может случиться, что мы ее закрываем, даже не зная об этом. Например, держа телефон горизонтально, люди зачастую закрывают то место, где находится антенна, поэтому сигнал может ослабеть приблизительно на 10 дБ.

Если сигнал телефона, невзирая на вышеперечисленные советы, никак не улучшается и проблема сохраняется, несмотря на ваше местонахождение, стоит обязательно проверить состояние аппарата. В таком случае источником проблемы связи может быть смартфон, получивший повреждения при ударе.

Андрей Зорин о публичной истории — T&P

Московская высшая школа социальных и экономических наук до 6 сентября принимает документы на единственную в России магистерскую программу по публичной истории. Создатель программы, профессор Оксфордского университета и РГГУ, Андрей Зорин рассказал T&P о том, что такое публичная история и почему она столь политизирована в России, объективны ли исторические факты и насколько вольно с ними можно обращаться, почему Мавзолей стоит отдать коммунистам, а ветеранов Великой Отечественной войны следует оставить в покое.

— На тему публичной истории в открытом доступе в сети — статья в Википедии и пара текстов в «Журнальном зале». Поэтому давайте попробуем начать с определений. Что такое публичная история? Как она используется на практике?

— Определения — вещь смутная, потому что если вы спросите разных людей — вам определят по-разному. Говоря о публичной истории, мы подразумеваем способы существования истории в нашей повседневной жизни. Другими словами, это история не как наука, не как специальная академическая дисциплина, которой занимаются профессионалы, а как часть публичного пространства.

В этом качестве она многообразна: это и люди, которые пишут в медиа на исторические темы; и исторические фильмы, сериалы и романы; и использование тех или иных исторических элементов в оформлении городского пространства; и политическая борьба вокруг исторического наследия; и исторические игры; и костюмированные спектакли; и даже простое использование в речи исторических метафор, аналогий и сравнений с целью обосновать собственные действия. Это огромная территория активной коммуникации между современным человеком и историей, которая не охвачена наукой.

— А вот есть еще прикладная история (applied history). Она чем-то отличается от публичной?

— Да, под термином «прикладная история» имеется в виду прагматическое использование истории — то, что мы хотим от нее и как мы это получаем… Это, конечно же, пересекающиеся зоны: часть прагматических использований истории может быть предметом истории публичной. Но, в принципе, у публичной истории гораздо более широкая зона охвата, чем у прикладной. Городская среда, в которой мы живем, насквозь исторична. В каждой точке пространства мы видим артефакты самого разного времени. И они все оживают в нашем одновременном взгляде и в одновременном акте переживания конкретного момента. Это и есть история в публичном пространстве — способ коммуникации между людьми на историческом материале.

— А можно ли говорить о публичной истории как о процессе переноса исторического знания из академической сферы в контекст массовой культуры? Это будет корректно?

— Я бы термин «перенос» не употреблял, поскольку в этом случае будет подразумеваться, что академические историки обладают неким знанием, которое они где-то потом используют с высоты своего цехового величия. Перенос — это вещь возможная и полезная, и некоторые академические историки очень успешны в медийном и публичном пространствах. В мировом масштабе можно привести пример Саймона Шамы, который когда-то был академическим историком, но стал звездой телевидения и блистательным транслятором исторического знания в публичное пространство.

«Городская среда, в которой мы живем, насквозь исторична. В каждой точке пространства мы видим артефакты самого разного времени. И они все оживают в нашем одновременном взгляде и в одновременном акте переживания конкретного момента. Это и есть история в публичном пространстве — способ коммуникации между людьми на историческом материале».

Другой вариант — работа академических историков в качестве консультантов при тех или иных медийных или художественных проектах. Например, замечательный историк Александр Борисович Каменский работал с Парфеновым над проектом «Российская империя». Когда академический историк адаптирует и применяет свое знание за пределами академического мира, мы можем говорить о переносе исторического знания. Но это частный случай. Масса людей, живущих в мире публичной истории, не являются академическими историками.

В рамках нашей программы в Шанинке проходил семинар одного из ведущих знатоков публичной истории, автора книги «Потребляя историю» (Consuming History: Historians and Heritage in Contemporary Popular Culture) Джерома де Гру. Так вот он сказал, что начинал свою карьеру как академический историк, занимался историей раннего английского Нового времени и гражданскими войнами. Как-то сидел он над книгами по XVII веку, потом вышел из библиотеки и увидел на улице, как люди в костюмах того времени бьются на мечах. Он нам даже фотографию, которую сделал в тот день, показывал.

Де Гру начал размышлять о том, чей способ общения с историей более правильный и привилегированный? Кто интенсивнее переживает историю: те, кто разыгрывает этот костюмированный спектакль перед Британской библиотекой, или академический ученый, изучающий архивы? Этим людям, возможно, кто-то из историков-профессионалов и помогает, чтобы костюмы были правильными, но, в принципе, они не занимаются переносом знания как таковым: они конструируют свое переживание, свой образ истории, свои представления о ней.

В этом смысле в каждом пространстве живет историческое знание. Вы вышли из станции метро «Аэропорт». Конечно, никакого аэропорта здесь сейчас нет: и название станции, и ее дизайн — память о 30-х годах. Перед вами стоит памятник Тельману. Видите вы его или не видите — вопрос другой, памятники ставятся так, чтобы человек в обычной житейской ситуации их не замечал. Но, тем не менее, это факт присутствия истории одновременно 30-х годов, потому что это памятник Тельману, и 80-х годов, когда его, собственно, поставили с определенными политическими целями. Эти многообразные наслоения не сводятся к переносу знания из академической среды в массово-публичную. Есть и обратный, кстати, перенос: для человека, занимающегося академической историей, опыт такого присутствия истории в повседневной жизни — тоже исключительно важен для анализа, рефлексии о том, как люди живут в насыщенном историей мире, как они ее переживают, понимают, воспроизводят.

Поэтому я бы говорил не о переносе знания из одной сферы в другую, а о диалоге, общении и взаимном обогащении академической истории и пространства повседневных практик работы с историческим материалом.

— В Великобритании есть историк Орландо Файджес, который был академическим историком, потом стал публичным и сейчас пишет довольно популярные книжки по русской истории. Говорят, недавно его работу «Танец Наташи» (опубликованную в 2002 году) в очередной раз хотели перевести на русский, но потом от этой идеи отказались — мол, слишком много в книге ошибок. В связи с этим я хотел спросить вот о чем: каковы взаимоотношения публичной истории с историческим фактом?

— Это очень важный вопрос. Я бы определил эту проблематику через концепцию правил игры. У академической науки существуют свои нормы, свои требования к фальсификации или верификации (как бы мы это ни называли, в зависимости от эпистемологической традиции, которой мы придерживаемся), отношению к документу, убедительности и так далее.

Другое — это конвенции, условно говоря, популярной истории, которая обращена в публичное пространство, к неспециализированной аудитории, открывающей, тем не менее, историческую книжку с уверенностью в том, что получит историческое знание.

Третий вариант — это когда мы, допустим, смотрим исторический сериал или читаем исторический роман, где Сталин или Петр I говорят словами, вложенными им в уста сценаристом. Тут возможны разные ожидания: совсем наивный читатель или зритель может себе представить, что Сталин или Петр I действительно так говорил, а хоть сколько-нибудь владеющий культурным языком читатель или зритель понимает, что это художественный вымысел. Но мы можем и к нему предъявить некоторые критерии исторической достоверности. Автор не может выдумать значимое историческое событие или поменять его исход. Он должен стремиться по крайней мере передать облик эпохи или существующие представления о нем и прочее.

«Кто интенсивнее переживает историю: те, кто разыгрывает этот костюмированный спектакль перед Британской библиотекой, или академический ученый, изучающий архивы? Этим людям, возможно, кто-то из историков-профессионалов и помогает, чтобы костюмы были правильными, но, в принципе, они не занимаются переносом знания как таковым: они конструируют свое переживание, свой образ истории, свои представления о ней».

Наконец, еще один сценарий — это, условно говоря, спектакль «Дети Розенталя» в Большом театре, где за сценой Сталин, Брежнев, Горбачев и Ельцин говорят о клонировании. Хотя никто не считает, что это действо обязано отражать исторические факты, мы все равно хотим, чтобы слова этих исторических персонажей как-то соответствовали нашим о них представлениям. Так и для людей, которые занимаются костюмированными играми и разыгрывают, скажем, Куликовскую битву: для них чрезвычайно важно, чтобы костюмы были более-менее исторически правильными. Или другой замечательный пример публичной истории — реконструкция театра «Глобус» в Лондоне. Театр «Глобус», естественно, не сохранился.

— Он ведь сгорел.

— Да. Ни одного его изображения тоже не сохранилось, поэтому мы, по большому счету, не знаем, как он выглядел. Но историки поработали и что-то воссоздали на основании своих представлений о том, как это могло и должно было выглядеть. Причем совершенно ясно, что даже исходя из сегодняшних представлений (которые могут быть неполными) реконструировать тот театр нельзя: ни одна пожарная инспекция не допустит, чтобы в нем играли спектакли. Он сгорит немедленно, как это, собственно, некогда и случилось. Поэтому пришлось строить из других материалов, с учетом современных требований пожарной безопасности. Кроме того, для того, чтобы туда могли ходить люди и смотреть спектакли, которые как бы похожи на шекспировские, часть зала накрыли сверху навесом — а ведь ничего подобного во времена Шекспира не было. И экскурсоводы, которые показывают театр, прямо так и говорят: это компромисс между исторической достоверностью и современными требованиями.

У меня есть друг и коллега по Оксфорду, один из известнейших молодых клавесинистов, Махан Эсфахани. Так вот он говорит, что задачи воссоздать звук XVII века у него нет. Потому что даже если представить себе, что ты знаешь, какой это был звук, и можешь его воспроизвести, невозможно воссоздать ухо XVII века. Поэтому, играя на клавесине, он создает свой собственный образ музыки того времени. То, что он играет на клавесине, можно сыграть на рояле, но ему интереснее играть именно на клавесине — на его взгляд, это более тонкий диалог с историческим наследием.

В этом смысле мы всегда работаем в зоне интерпретации исторического факта. И здесь есть две существенные крайности. С одной стороны, есть абсолютизация точности: вы выключаете телевизор и говорите, что этот фильм страшная гадость, потому что на самом деле Петр I не мог носить мундир такого кроя — это, мол, чистое вранье. То есть, вы предъявляете к историческому тексту претензии абсолютной точности, которые он заведомо не может выполнить.

С другой стороны, сейчас мы чаще сталкиваемся с обратной, условно говоря, тотальной деконструктивистской позицией. Она заключается в том, что никакой истории не было, и все, что мы знаем, это выдумки — и поэтому мы можем делать с материалом что угодно, не неся при этом никакой ответственности перед историей. Какая разница — ведь все равно ничего не было, а история — это всего лишь конструкция сегодняшнего дня.

«Лотман как-то написал (причем он писал про академическую науку), что современный ученый-исследователь должен стремиться знать все то, что знал исследуемый им объект. Представим себе идеальный случай, что ученому удалось охватить все то, что знал человек, о котором он пишет. Но ведь забыть всего того, что этот человек не знал, ученый все равно не сможет».

Я придерживаюсь мысли, что история была. Другой вопрос в том, что мы не можем ее воссоздать в полном объеме. Лотман как-то написал (причем он писал про академическую науку), что современный ученый-исследователь должен стремиться знать все то, что знал исследуемый им объект. Представим себе идеальный случай, что ученому удалось охватить все то, что знал человек, о котором он пишет. Но ведь забыть всего того, что этот человек не знал, ученый все равно не сможет. Соответственно, он не сможет до конца войти в его сознание, потому что важно не только то, что ты что-то знаешь, но и то, чего ты не знаешь.

— Можно ли в таком случае сказать, что массовое сознание воспринимает прошлое скорее эмоционально?

– Да-да, оно воспринимается эмоционально. Мы соотносим себя с историей только в той области, которая имеет для нас значение. Это специфика именно публичной истории, потому что у академического историка может быть, так сказать, исторические интересы, оторванные от злобы дня. Ты можешь интересоваться, скажем, восточным этикетом XIV века, просто потому что находишь это занимательным. В зоне же публичной истории существует только то, что интересно и важно для тех людей, которые в этом живут. Люди разыгрывают Куликовскую битву, потому что для них важна именно эта битва, а не битвы войны за Испанское наследство.

Мне в Америке доводилось встречаться с человеком, уехавшим из России. Он был уникальным специалистом по костюмированным спектаклям, связанным с Наполеоновскими войнами, по французской и русской военным формам 1810-х годов и так далее. В Америке его знание оказалось неприменимо, потому что вся американская индустрия, связанная с разыгрыванием истории, посвящена Гражданской войне. Никого войны Наполеона и Европа начала XIX века там не интересуют! Для них это неживой опыт, и им неинтересно в это играть. Зато по Гражданской войне как раз очень много специалистов — и конкурировать с ними невозможно.

— На днях случился скандал, который непосредственно, на мой взгляд, связан с публичной историей. Я имею в виду то, что сценаристу и режиссеру Александру Миндадзе было отказано в государственном финансировании проекта «Милый Ханс, дорогой Петр» на том основании, что в сценарии фильма некорректно представлены факты Великой отечественной войны.

— Да, там нет событий Великой отечественной войны, там действие происходит в 1940 году.

— И тем не менее, Миндадзе обвинили именно в фальсифицировании истории войны. Все СМИ наперебой цитировали представителя Минкультуры: «В этом фильме может быть немного не тот взгляд, которого ждут ветераны Великой Отечественной войны». Потом было объявлено, что Миндадзе все-таки получит финансирование, но к работе над его фильмом будут привлечены консультанты. На мой взгляд, Великая Отечественная война обладает в России примерно таким же сакральным смыслом, что Холокост в западной культуре.

— Да, безусловно.

— Мой вопрос в связи с этим заключается вот в чем: кто должен решать, что из исторического знания можно опустить, а что надо оставить?

— Я являюсь принципиальным противником цензуры. Любой. Если мы говорим о конкретном случае, то Великая Отечественная война здесь вообще ни при чем. Как и ветераны. Я заведомо уверен, что никаких ветеранов Великой Отечественной войны сценарий не оскорблял. Никогда нельзя поручиться за всех. Потому что всегда найдется кто-нибудь, кто может оскорбиться. В этом решении очевиден политический смысл.

Военные историки возражают против того, что в сценарии слишком, на их взгляд, большое значение придается Пакту Молотова—Риббентропа и технической роли Германии в перевооружении Советского Союза. То есть, под видом защиты сакрального опыта войны осуществляется попытка частичной реабилитации сталинизма и Сталина. Для этого опыт Великой Отечественной войны сегодня используется очень часто.

— Именно поэтому Сталина изображают «эффективным менеджером»…

— Да-да, и с точки зрения истории это чрезвычайно любопытно, именно с точки зрения публичной истории. Где корни этого? Люди какого поколения осуществляют такую политику? После снятия в 1964 году Хрущева было большое желание реабилитировать Сталина. Открыто обсуждалось, стоит ли отменить постановление XX съезда, так сказать, развенчать развенчание культа личности и объяснить все это одной из ошибок Хрущева.

Высшее руководство страны не решилось этого сделать — видимо, по целому ряду причин. Во-первых, был довольно широкий протест со стороны интеллигенции; огромное беспокойство это вызывало и у лидеров западных компартий, для которых это был бы страшный удар. Вероятно, не последнюю роль сыграло то, что среди высшего руководства страны многие еще жили при Сталине и помнили, как это было. Они осознали, что «возвращение» Сталина — это, может, и хорошо, но самим идти в ГУЛАГ и быть расстрелянными не хочется, а ведь черт его знает, к чему может привести полная реабилитация Сталина. Может самим дороже обойтись. Поэтому было решено критику Сталина запретить, но реабилитацию не осуществлять.

«После снятия в 1964 году Хрущева было большое желание реабилитировать Сталина. Открыто обсуждалось, стоит ли отменить постановление XX съезда, так сказать, развенчать развенчание культа личности и объяснить все это одной из ошибок Хрущева».

В качестве формы реабилитации было принято постановление о праздновании 20-летнего юбилея Победы, был создан культ войны, которого до этого в значительной степени не было. Это 1965 год! После этого фильмы про Сталина в кино можно было показывать, но только в связи с войной и победой. Таким вот образом был создан миф, что какие-то преступления, конечно, были, но главное — это победа Сталина в войне. Или другая история: вы ведь помните историю с шашлычной «Антисоветская»?

— Да, конечно.

— Я прекрасно помню саму эту шашлычную, там было очень хорошее сациви. В советское время я туда часто ездил — это не так далеко отсюда, у метро «Динамо». Шашлычную эту всегда называли «Антисоветской», жители Москвы знали об этом, потому что напротив — гостиница «Советская». Конечно, в советское время она официально называлась просто «Шашлычная». Но вся Москва называла ее «Антисоветской». И вдруг поднялась эта волна — вытащили как потерпевших ветеранов Великой отечественной войны. Ветеранам глубоко все равно, как называется эта шашлычная. Многие ветераны, с которыми я был знаком, с удовольствием ездили в эту шашлычную и между собой называли ее «Антисоветская», причем не только антисоветски настроенные, но и вполне лояльные к режиму люди. Это никого не оскорбляло. Это чистого вида попытка, используя опыт Великой Отечественной войны и демагогически прикрываясь ветеранами, реабилитировать советский опыт.

— В Белоруссии то же самое происходит. Главная улица Минска, которая проходит через весь город, раньше называлась проспектом Франциска Скорины, белорусского первопечатника. Президент страны решил в какой-то момент переименовать ее в проспект Независимости, потому что «этого хотят ветераны». Так и было сделано.

— Да, ветераны — это удобно, хотя им уже много лет, у них, как правило, совершенно другие проблемы. В общем, можно, ссылаясь на ветеранов, реализовывать любую политическую демагогию. Это, конечно, тоже проблематика публичной истории — другой ее части, которая называется исторической политикой.

— А как вообще обстоят дела с публичной историей в России?

— Тут важно понимать, что слово «история» — это омоним. Оно означает и науку о прошлом, и объект этой науки, само прошлое. Поэтому если это вопрос о том, как обстоят дела с публичной историей как с дисциплиной, то ответ: «Плохо обстоят». Плохо, потому что у нас в Шанинке — первая и единственная программа по публичной истории в России.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее об этой программе, которую вы создали. Это однолетняя магистерская программа, при успешном прохождении которой студент получает диплом Манчестерского университета. А в чем особенность ее содержательного наполнения?

— У нас есть два курса, обязательных для всех студентов. Один связан с типами исторического знания: какие вопросы мы можем задавать истории, что такое устная история и как она собирается, что такое экономическая история и история идей и так далее. Вторая обязательная зона — это историография каких-то важных проблем. В прошлом году у нас их было три — война и проблема исторического насилия в целом; перестройка и типы исторических трансформаций; связь культуры и повседневности с политикой. По этим темам написано много хорошей литературы, мы читаем и обсуждаем, как эти события и проблемы живут в историческом и академическом пространствах, почему они важны. Есть набор курсов по выбору, среди которых — курсы по коммеморации, по политической истории и другие.

— Я читал, что историк Алексей Миллер, который преподает у вас в Шанинке, считает, что у нас вместо публичной истории — политизированная.

— Так и есть. Миллер прав в каком смысле: во всяком обществе, где нет артикулированной, выраженной публичной политики, политизируются другие сферы жизни. Вот и история у нас очень политизированная. Она всюду политизированная, но у нас в гораздо большей степени, чем в странах, где существует отдельная, открытая и легальная сфера артикуляции политических интересов. Поскольку у нас эта политическая сфера находится в полупридушенном состоянии (не скажу, что совсем отсутствует, — немного политики все-таки имеется), политика размазывается по другим сферам. Религия становится политизированной, искусство, история…

— Мы поговорили про Великую Отечественную войну и про Сталина. А какие еще проблемы, сложные вопросы российской истории важны для публичной истории?

— Война и сталинизм — это проблема номер один, самая болезненная и острая. Другие тоже вполне очевидны. Это реформы 1860-х, которые все время пытаются выдвинуть (без большого успеха) в качестве своего символического достояния представители либеральной части политического спектра. Петровские реформы, которые по значимости идут сейчас, наверное, сразу после войны и Сталина, поскольку проблема отношений с Западом для России была и остается болезненной. Революция — но в гораздо меньшей степени, чем война и Сталин. Даже удивительно, как на фоне острых чувств по отношению к Сталину и вообще его присутствию в повседневном быту куда-то исчез Ленин, до такой степени, что всем совершенно все равно, кто он вообще такой.

— Об этом свидетельствуют редко возникающие и быстро затухающие дискуссии о том, стоит ли вывезти его с Красной площади.

— У меня есть свой взгляд на это. С моей точки зрения, единственно политически корректное решение — это приватизация Мавзолея и передача его Коммунистической партии.

С одной стороны, разрушение такого памятника будет являться актом вандализма. Но важно то, что люди, которые не придерживаются коммунистических взглядов, не должны оплачивать это из своих налогов через бюджет. Дело не в сумме денег, конечно, а в символическом смысле. Мавзолей не может быть государственным символом. Это памятник коммунистической истории. Если, скажем, съезд КПРФ примет решение вынести Ленина и захоронить — на здоровье. Но они должны принять такое решение самостоятельно, в противном случае они должны сами содержать его: если хотят — пусть билеты продают, чтобы его поддерживать, или устраивают тур по миру. В общем, пусть они делают с телом вождя, что хотят.

«Можно, ссылаясь на ветеранов, реализовывать любую политическую демагогию. Это, конечно, тоже проблематика публичной истории — другой ее части, которая называется исторической политикой».

Причем, с моей точки зрения, это надо сделать так. Красная площадь — это одна из самых дорогих площадок в Москве. Если коммунисты готовы зарегистрироваться как религиозная община, которой они, в сущности, и являются, они должны получить Мавзолей в качестве культового сооружения бесплатно, поскольку по российскому законодательству религиозные памятники не платят за аренду территории. Но для этого им надо отчетливо себя зафиксировать как культ, религию ленинопочитателей. Если же они настаивают на том, что это идеология и они общественная организация или политическая партия, то они должны платить за аренду дорогой площади около Кремля. На мой взгляд, это единственный чистый в политическом смысле и аккуратный с точки зрения публичной истории выход из данного тупика, без натравливания одной части населения на другую.

Если возвращаться к сложным вопросам истории, то мне кажется, что в публичном пространстве недоартикулировано все, что связано с историей Киевской Руси и отношениями с Украиной. На Украине это очень острый вопрос. Часть дискурса украинских националистов — это как раз тезис о том, что «мы и есть русские, русские — это мы». Понятно, что название «Украина» в принципе принято, но само по себе оно означает, что живущие там люди находятся «у края». «У края чего? Мы не у края, мы в самом центре, мы и есть русские», — повторяют украинские националисты.

— Как, учитывая все эти сложные вопросы, вы относитесь к идее создания единого учебника по истории?

— В принципе, в такой постановке вопроса самой по себе я ничего чудовищного не вижу. Желание, чтобы все молодые люди, живущие в стране, имели какой-то общий запас сведений об основных исторических событиях, деятелях и проблемах, в общем-то, вполне понятно. Реализовывать эту идею можно через формулирование рамочных принципов, которые могут быть воплощены в конкурирующих учебниках — это было бы тоньше и эффективнее. Но можно добиваться этого и с помощью единого учебника — это грубее и примитивнее, но тоже не трагично. Другое дело, каким будет этот учебник и своевременна ли идея его создания в стране, столь расколотой в отношении собственного прошлого, как наша. Боюсь, что сегодня этот проект будет способствовать не консолидации общества, но углублению и обострению противостояния.

— Есть проект Сванидзе, который брал конкретный год в истории, выбирал историческую личность и рассказывал про события этого года сквозь призму истории одного человека. Это удачный пример публичной истории? Какие еще примеры можно назвать удачными?

— На мой взгляд, лучшим, что было сделано в этой области на телевидении, были парфеновские передачи, причем с огромным отрывом от всего остального. У Парфенова — замечательный дар, отличное чувство истории, умение сочетать серьезное отношение к истории с игровым. За его спиной был, конечно, один из лучших современных историков — Александр Каменский, который ему помогал избегать ошибок и накладок и вообще настраивал его взгляд. И это был, на мой взгляд, блестящий проект. Проект Сванидзе был интересным, но, пожалуй, чрезмерно политизированным. Совсем мало мне нравилась дискуссионная программа Сванидзе и Киселева (хотя в одной я, каюсь, принял участие!)…

— «Исторический процесс».

— Да. Это был какой-то ужас. Я бы вообще запретил подобные дискуссии. В том виде, в котором они существуют сейчас, они создают у зрителя представление о дебатах как о месте, где надо своего оппонента переорать и обвинить в наибольшем количестве страшных грехов. Это невозможно! Это не культура обсуждения, плюрализма, а воспитание идеи, что главное — взять глоткой. Лучше никаких дебатов, чем такие.

— В результате изменений, вызванных постмодернистским вызовом, лингвистическим поворотом и так далее, многие исследователи исторической науки заговорили о том, что история событий уступила место истории интерпретаций. Это послужило причиной разговоров о конце истории в традиционном понимании. Многие до сих пор считают, что историческая наука находится в глубоком кризисе. Вы согласны?

— Здесь есть две вещи. В постмодернистском повороте было, на мой взгляд, здравое зерно. Оно заключалось в том, что историческое знание было лишено присущей ему самоуверенности. Наше внимание было обращено на то, что знания о прошлом условны и что необходимо рефлексировать собственные позиции, необходимо понимать, что прошлое, о котором ты пишешь, — это твой собственный продукт, твое видение. Но мне кажется, в этом подходе есть чрезвычайная опасность — вполне артикулированная и эксплицитная — упразднение предмета истории вообще. А если предмета нет, то непонятно, зачем нужны его репрезентации. Если мы считаем, что вся история — это наша выдумка, то сами репрезентации являются такими же фантомами, как и то, что они репрезентируют. И историки лишаются предмета разговора.

«В исторической науке часто, если надо процитировать полную архаическую глупость, цитируют фразу Ранке, что задача историка написать «как это действительно было». Однако, на мой взгляд, если нет внутренней потребности узнать, как все было на самом деле, — историей заниматься не стоит. Я горячий поклонник этого тезиса Ранке».

Мне кажется, что нынешний кризис гуманитарного знания, включая нежелание студентов поступать и учиться гуманитарным дисциплинам, — это в значительной степени результат 50-летнего действия постмодернистского вызова и герменевтики подозрения. Это был уникальный исторический опыт уничтожения основ собственной профессии. Вы представьте: приходит поколение специалистов, которые говорят, что никакого подлинного исторического и культурного опыта не существует, что это идеологические фантазмы и так далее. Все это находит отклик у слушателей, которые как бы говорят: спасибо, что вы нас этому научили. Мы не знали, что это все выдумки, причем корыстные, с какими-то политическими интересами. Зачем же мы будем платить за это как налогоплательщики, учить этому наших детей? Сук, на котором сидело гуманитарное знание, последовательно подпиливался более 40 лет. Его плачевное состояние сегодня — это в значительной мере результат такого подхода.

Восстановить прежний уровень гуманитарных наук можно. В исторической науке часто, если надо процитировать полную архаическую глупость, цитируют фразу Ранке, что задача историка написать «как это действительно было». Однако, на мой взгляд, если нет внутренней потребности узнать, как все было на самом деле, — историей заниматься не стоит. Я горячий поклонник этого тезиса Ранке. Но при этом надо осознавать существующие ограничения, понимать политические интересы использующих историю игроков, видеть и рефлексировать собственную ситуацию. Но при всех оговорках потребность узнать, как же было, — это то, что делает историю интересной.

Книги по теме

Масштабы и ценность истории

Прочтите эту статью, чтобы узнать о масштабах и ценности истории!

  1968 VOLLMER  VALENTINE BERNARD CLINTONVILLE  WI  08/74 ОСТАЕТСЯ ВОССТАНОВЛЕННЫМ 
  1969 MOORE  JERRY L.Cleveland  NC  
  1969 
  1969 WOGAN  William M. Glen Oaks  NY  
  NY  
  1971 HOSKINS  Charles L. Shawnee Mission  KS  
  1971 Pattillo  Ralph N. Hartselle  AL  
  1972 Galati  Ralph W. CHESTER  PA  28.03.73 ВЫПУЩЕН DRV ALIVE IN 98 
  1972 LEE  ALBERT EGENE GALLIPOLIS  OH  
  1972 SCHWERTFEGER  WILLIAM R.ENID  OK  28.03.73 ВЫПУЩЕНО DRV ЖИВЫМ И ЗДОРОВЫМ 98